ЛЮДВИГ - В Германию! Господи! Какое счастье! Знаю, знаю, ты меня теперь бросишь! Зачем я тебе нужен! Ты ИТР! А я кто такой? Безработный, подозрительный тип... АННА - {перебивая). Ну, расскажи - как там было? В ссылке? ЛЮДВИГ - (не сразу) - Нормально. АННА - Ну, что ты заладил; "нормально, нормально..." И приехал -"нормально". И проспался - все то же! "Нормально"! {Неожиданно) Женщины у тебя там были? ЛЮДВИГ - {не сразу). Это не тема для разговора. АННА - Между мужем и женой? ЛЮДВИГ - {твердо). Даже! Между мужем и женой... АННА - Конечно, устроился в больнице. Врачихи там разные. Обеды с кухни получал! {Неожиданно) Она - красивая? Красивее меня?! ЛЮДВИГ - {спокойно). Ей семьдесят три года. И она ходит с палочкой. АННА - (в инерции гневе!) А-а-а... ЛЮДВИГ - Почему ты мне не написал, что отказалась от меня? Я бы понял. АННА - {почти спокойно) Иначе бы меня не приняли в вуз. ЛЮДВИГ - Ты правильно сделал. АННА - Что? ЛЮДВИГ - (растерянно). Я ошибся в глаголе. Да, да... Ты правильно сделала... Сделала! АННА – (передразнивает) "Лала-ла..." ЛЮДВИГ – (встает) Я пойду. АННА – (пораженная). Куда? Все в доме есть, я все купила... ЛЮДВИГ – (не сразу) Я совсем пойду. АННА - Прости меня. {Людвиг молчит) Но ведь у тебя там, в Кандалакше, была своя жизнь. Наверно, все ваши, бывшие... По-французски, по-немецки... Цирлих-манирлих... ЛЮДВИГ - Я был санитаром в психиатрическом отделении. АННА - Что ты? Что с тобой? Почему ты плачешь?! Милый, милый... Людик! (Плачет сама). Боже, что я наделал! ЛЮДВИГ - "Наделала..." ла-ла... АННА - "Ла-ла"... Бедный, бедный мой... Седой совсем... Глаза ввалились. Кожа да кости. А я... Я - дура! Дура! ЛЮДВИГ – (спокойно). Ты - не дура. (После паузы). Ты живая женщина. И я тебя не спрашиваю про твоих мужчин. Я ни о чем теперь не буду спрашивать. АННА - Меня не будешь спрашивать? Да, Людик? ЛЮДВИГ - Я никого не буду спрашивать! Эти шесть лет в психиатричке! Это... Это... АННА - Это - горе, да? ЛЮДВИГ - Нет. Это не горе! (Пауза). Это хуже. Это - безысходнее. АННА – (печально и тихо). Вот почему ты так кричал во сне! (Тихо-тихо - в отдалении - играет румба из нелепой свадьбы. Но даже она не заглушает их подавленных, но явственных слез. Слез - вдвоем). АВТОР - Один большой ученый сказал: "Время делает людей, а не люди время" (Наверно, он был добрый человек, потому что такую всеобъемлющую индульгенцию можно дать людям, только очень страдая... Видя на земле много низости, перевертышей, сломанности...) А может - и неоправданных взлетов, нелепых карьер, торжествующего ничтожества? Анна Павловна отсудила у соседей две оставшиеся комнаты. Как ей это удалось - одному Богу известно. Но теперь у них с Леве была отдельная квартира. В конце тридцатых - это было просто чудо! Она была молодой специалист, ее фотография появилась в журнале "СССР на стройке". Орденоносец, спортсменка, парашютистка, лектор женклубов, преподаватель военно-химической Академии. А Людвиг Карлович, забрав поутру газеты из почтового ящика, прикупив еще с полдюжины в киоске "Союзпечать", что на углу, шел на склад и читал их до обеда. Анна Павловна возмущалась, и он соглашался с ней, говоря, что он - "скверный человек". На пятый раз Анна Павловна поняла его признание и рассмеялась -действительно вся его жизнь теперь протекала на сквере. АННА – (почти кричит). Приходишь с работы! Голова кругом! Еле ноги тащишь... А тут весь дом вверх дном! Что это за деревяшки? ЛЮДВИГ - Обед готов. На плите. АННА - Кому нужна эта рухлядь? ЛЮДВИГ - Это бюро стояло в приемной графа Бенкендорфа Александра Христофоровича. АННА - Ты еще ляпни где-нибудь об этом! Мало мне разговоров о моем муженьке! ЛЮДВИГ - Мы в разводе. Я тебе не муж. Я тебе - домработник... АННА - Выброси ты все это на помойку! От греха подальше! ЛЮДВИГ - (спокойно). Ни за что! АННА - Тогда я выброшу! ЛЮДВИГ - Через мой труп! (Смеется). "Юпитер, ты сердишься!" АННА - Я не Юпитер! Я доцент. ЛЮДВИГ - (смеясь). "Доцент-прицент"! АННА - Хорошо, это я виновата! Доволен? Я зря ругала тебя за безделье! (В сердцах). Займись чем-нибудь полезньм! ЛЮДВИГ - Помилуй, матушка! Краснодеревщик - одна из самых почитаемых профессий в мире! (Хохочет). О-о... Ты еще будешь мной гордиться. Твой же Чернопятов будет здесь ползать на коленях - чтобы я починил его павловскую мебель! (Искренно). Она у него в отвратном состоянии! АННА - (не сразу). А ты уверен, что сможешь стать краснодеревщиком? Профессионалом? Ты же белоручка? ЛЮДВИГ - Я? (Пауза). Не замечал... (Неожиданною). Но ты же стала вузовским работником. Это было еще более невероятно! АННА - (заносчиво). Ну, я - не ты! Я все-таки пролетарского корня! С моей анкетой... ЛЮДВИГ - (тихо). Отец махновец. Мать - дочь кулака... АННА - (вкрадчиво). И еще муж... (шепотом). Бывший банкир! (Не сразу). А это что за детские игрушки? Ты что, впал в детство? ЛЮДВИГ - (после долгой паузы). А ты разве не видела мальчика в красной рубашке? Ну, в моей бывшей детской. АННА - (тихо) И ты... Ты? ЛЮДВИГ -(тихо) Да... АННА - (шепотом). Значит, ты... его тоже видел? '-Тс-с-с... Он спит! АННА – (встает). Я только посмотрю не него... {Открывает дверь) Никого! (Смеется неуверенно). А может... нам померещилось? ЛЮДВИГ - Обоим? Н-нет! Он, наверно, убежал в Сад Баумана... Посмотри в окно! Вон его красная рубашка. Она же издалека видна! АННА - {не сразу). Чернопятова арестовали. ЛЮДВИГ - {тихо). "Вакансии как раз открыты..." {Пауза). Для тебя, (с мольбой). Не надо! Аня! Прекрати! Нельзя идти по трупам! АННА – (почти кричит). Но у нас же сын! Сы-ын! ЛЮДВИГ – (осторожно). Кстати, как его зовут? {Анна молчит). Валерий! Павел? Карл? АННА - Да, да... Валерий. Как Чкалов! (Бежит по квартире с криком). Валерий! Ва-ле-рий... (Музыка... Как гневный порыв. И в тишине старый голос) ЛЮДВИГ – (про себя) Ему было бы... Лет десять! С половиной... Он бы пошел в четвертый класс? (Слышен зовущий голос матери: "Валерий? Ты где, Валера! Не прячься от мамы!». После тишины, молчания, праздничной, новогодней музыки, налетевшей издали, а потом боя курантов, криков толпы - все под-сурдинку, издали, снова приходит тишина. Скрипит пластинка и два замечательно-старых голоса поют романс конца того века - Обухова и Козловский. Дивно звучит виолончель. Слышно, как с шумом распахивается могучая, старинная входная дверь. Упругие быстрые шаги молодой, уверенной в себе женщины. И наконец, щелчок выключателя и голос Анны Павловны.) АННА - Почему ты сидишь в темноте? Один? ЛЮДВИГ - С Новым Годом! Анна! Подойди ко мне, я тебя поцелую... АННА - С новьм годом, дорогой. (Целует мужа). Так где же твои гости? ЛЮДВИГ - Наш винт закончился. Час назад. И мои старые холостяки отбыли по своим берлогам. АННА - Какие же они старые? Ананий Викентьевич... Янкель Пейсахович. Камзалов... ЛЮДВИГ – (шутя). Хорошее дельце можно было бы сложить. Как пасьянс. Деникинский штаб-ротмистр. Подрядчик Артеллерийского департамента. И бывший толстовец, а ныне - староста баптистской общины! (Смеется). АННА - Ты, ты дошутишься! ЛЮДВИГ - И не забудь еще меня! Потомственного почетного гражданина свободного города Кенигсберга! Члена Совета попечителей Московской Мариинской обители! Как ныне говорят - "владельца заводов, газет, пароходов..." АННА - Господи... Не пей больше! ЛЮДВИГ - Сегодня можно. АННА - Посмотри на себя со стороны - в темной комнате, один... С бутылкой... ЛЮДВИГ - Не с бутылкой, а со штофом. Со старинным голландским штофом... Присаживайтесь ко мне, профессор! АННА – (устало). Я - не профессор. ЛЮДВИГ - Скоро будешь! Ты будешь кем угодно... АННА - Все смотрели только на мое платье! Ты - гений! ЛЮДВИГ - Я давно подозревал в себе некоторую гениальность! Но что бы она пробудилась у меня в портняжничестве?! Это выше любых фантазий! АННА - (смеется). Краснодеревщик, портной, повар, скорняк. Кстати, я захватила у Маховых французский журнал. Там совершенно потрясные туфли! Такие лодочки! ЛЮДВИГ - (почти в ужасе). Ты хочешь, чтобы я еще тачал тебе сапоги! АННА - (хохочет). - Ты можешь все! У тебя золотые руки! ЛЮДВИГ - (тихо). Раньше я думал... Что у меня золотая голова! АННА - (неожиданно). А что это за подарки?! Железная дорога? (Пауза). Кому? ЛЮДВИГ - Ты же знаешь. АННА - (моля). Не надо... ЛЮДВИГ - Надо! Иначе я сойду с ума. АННА - Ты... Мы с тобой... Мы не должны позволять себе. Этого! ЛЮДВИГ - (прося). Я же на свои деньги. Я их сам заработал! АННА - Я все понимаю! Но ты погибаешь. Один тут, в этих четырех стенах. Боясь всех и вся... Блестящий, умный, талантливый... Нежный, мой! Людя... Людик! Давай что-нибудь придумаем?! А? ЛЮДВИГ - Хорошо, я могу пойти работать в сберкассу. Может... и возьмут? А? АННА - Может быть! Может... Вот пройдут праздники. Будет новый год. Я так боюсь високосных годов. Ну, он прошел - сороковой год. Теперь впереди сорок первый. Год - как год... Ну, может быть, и в нашей с тобой жизни что-то случится... Хорошее! (Неожиданно). Что так смотришь на меня? ЛЮДВИГ - Какая ты стала... (Смеется). Победоносная женщина! АННА (обнимает его, целует, горячо, страстно). Людя, Дюдик! Дорогой мой! Радость, солнышко мое... Ты мне все простишь? уже все простил? Да? ЛЮДВИГ - Я-то простил. Прощу... Только он не простит. АННА - Кто? Чернопятов? ЛЮДВИГ - Причем тут Чернопятов? Его уже в прах-то наверняка развеяли... (Жестко). Сын - не простит! АННА - (кричит). Перестань! Перестань мучить меня! Ты - сумасшедший. Ты -изверг! Тебя надо обратно. В Кандалакшу. В психиатричку! ЛЮДВИГ - (спокойно). Тише - иначе разбудишь мальчика. (В ответ - только сдавленный, женский, безысходный стон. И музыка, которая постепенно становится грозовой.) Трудно поверить, когда говорят, что русскому человеку война к лицу, что-то главное совершается в человеке. На следующий день Людвиг Карлович пошел записываться добровольцем, но вместо фронта оказался в КазЛАГе, как немец и "бывший". Два года бомбардировал начальство просьбами о фронте. И - о, чудо! - в октябре сорок второго, перед самой Сталинградской битвой был отправлен на фронт, провоевал два с лишним года ездовым на батарее тяжелых орудий и вернулся в Москву с двумя нашивками за ранения и тремя медалями, из которых одна была из самых славных - с медалью "За отвагу!" Вот, подишь ты... Что ни делает с людьми война! Может, вся накопившаяся за годы и годы энергия, боль, обида, мужская отвага прорвалась в душе этого тишайшего человека, и он стал обычным героем, крепким и выносливым, солдатом безропотным и отважным. Никто, кажется, не поверил бы в подобные метаморфозы - кроме одного человека. Кроме Анны. (В ночи два голоса. Два счастливых голоса). АННА - Иди сюда... Еще! Иди сюда... Сладкий мой... Родной мой! Ох, поцелуй меня еще... ЛЮДВИГ - Ох... (Смеется). Пожалей меня. Я хоть и вчерашний солдат, но я старый человек! Аня... Анечка... АННА - Скажи ласково - Нюша! Нюрочка... ЛЮДВИГ - (серьезно). Нет - Анна, Ан-на! Это прекрасно. Это как звук колокола. Ан-на... Ан-на... Ты слышишь? АННА - (просто). Нет! ЛЮДВИГ - Ох, смешная ты, моя. Какой я все-таки счастливый человек! Я даже не представлял, как я тебя люблю! Ведь ночи, дня не было, чтобы я не мечтал о тебе. Не думал, не вспоминал... Как ты ходишь... Царственно... Как улыбаешься, как АННА - А как я сержусь? ЛЮДВИГ - Царственно! (Целует ее). Из таких как, ты, императрицы получались... АННА - Катерина... ЛЮДВИГ - Нет! Та все-таки немка была! АННА - Так и я немка... (Смеется). По мужу! ЛЮДВИГ - Нет! Ты Елизавета Петровна. Анна Иоанновна! Анна - (тихо). Лучше Елизавета... (тихо счастливо смеется) Вот у нас все как у людей и получилось - муж на фронте. Жена в эвакуации. Сын ... (споткнулась) ЛЮДВИГ - (тихо). Сын... растет. У бабушки. АННА - (недобро). Не надо! Перестань... ЛЮДВИГ - Хорошо, я перестану... (Молчание). АННА - (не сразу). Теперь тебе и на работу можно... Все-таки фронтовик! ЛЮВИГ - (мягко). Потом об этом... АННА - Почему - потом? ЛЮДВИГ - Ну, не сейчас же - ночью. Я пойду в отдел кадров?! (Смеется). Что-то у тебя глаза стали чуть-чуть косить? АННА - Говорят, у бабы это от счастья бывает. ЛЮДВИГ - А ты счастливая? АННА - О-о! ЛЮДВИГ - Со мной счастливая? Или в эвакуации - без меня! АННА - Все, что было в эвакуации, не в счет! ЛЮДВИГ - Значит, все-таки было? АННА - (вскочила). Фу - что-то пить хочется! Сейчас бы целое ведро кажется выпила. Знаешь, колодезной такой воды. Чтобы аж зубы заломило! (Смеется). Что ты на меня так смотришь? ЛЮДВИГ - Постой-постой! Вот так... Как замечательно свет на тебя падает! Если бы ты только видела! АННА - (смеется довольная). Мне уж говорили - Рубенс! ЛЮДВИГ - (неожиданно). Пристрелить бы тебя... Сейчас часто такое бывает. АННА - А ты пристрели! (тихо). Может, тебе лучше будет? ЛЮДВИГ - (не сразу). Настрелялся я уже. На всю жизнь! (тихо) Иди к себе... AННА - Но... Людя! Людик... ЛЮДВИГ - (грозно). Иди к себе! (Добавил четко, но тихо). Война кончилась. (После короткой, но бурной музыкальной паузы наступает удивительная тишина. Та тишина, про которую, наверно, сказано - "ничто в поле не колышется". Только истома июльского полдня... Словно проснувшись, пропоет петух, чуть качнется и звякнет ведро на колодезной цепи, просверкнет шепот листьев и парный полет ласточек. И снова тишина, зной, истома...) ЛЮДВИГ - (беседует тихо, серьезно, спокойно... почти счастливо). - Ты спи,
Валерочка, спи... Перегрелся, наверно, но солнце. А я, если
позволишь, посижу с тобой. Дай только прикрою спинку - все равно
ветер-то для тебя опасный. (Пауза). Вот и хорошо. (Что-то тихо
мурлычет про себя). Наша мама.... кормилица наша в такую жару
экзамены в институте принимает. Потом у нее кафедра. А ты же сам
знаешь какое нынче время... АВТОР - Ученые утверждают, что у человека шестикратный запас биологической прочности. Значит, он должен жить лет триста пятьдесят -четыреста. Библейские люди так и жили, если верить этой единственной из книг. Мы же на такую жизнь даже и не надеемся. Но иногда нам кажется, что такая бесконечная жизнь была бы для нас скорее наказанием, чем радостью. И виной тому не землетрясения и ураганы, не засуха или извержение вулканов. И даже не революции и голод, не войны и мор... А то, что мы так неуверенно называем "человеческими отношениями". Я не знаю, когда точно умер Людвиг Карлович... Нет, не знаю. Кажется, Анна Павловна пережила мужа лет на пятнадцать. Но еще в середине шестидесятых годов эту пожилую интеллигентную пару можно было встретить на Тверском бульваре почти каждый погожий день. На них многие невольно оглядывались. Почти всегда в черных свободных одеждах. Они казались людьми из другого, ушедшего мира. Но одновременно выглядели победителями. Они пережили многое и многих... Они почти не разговаривали между собой, но и так было ясно, что это очень близкие, очень преданные друг другу люди. ЛЮДВИГ - Прости меня, Аня. Я так мало тебе смог дать за всю нашу жизнь. АННА - Ты любил меня. Что может быть больше? ЛЮДВИГ - Я обещал тебе показать Париж, Италию... Лондон. А мы с тобой дальше Киева никуда и не ездили. АННА - Разве в этом дело? ЛЮДВИГ - И в этом тоже. {После паузы). Я прожил три жизни. Молодость – в Европе, еще до той войны, потом первая семья, первое счастье, карьера богатство... А потом уже - третья жизнь. Она состояла только из тебя. А ты прожила только последнюю - одну. Со мной. АННА - (не сразу). Откуда ты знаешь? ЛЮДВИГ - Знаю. АННА - (резко). Откуда ты знаешь? Была карьера. Наука... Известность. Почти слава. У меня было много мужчин. Да, да... Меня любили, и я любила. ЛЮДВИГ - Но ты все равно возвращалась домой. Ко мне... АННА - Да... И ты иногда отворачивался, чтобы не видеть моих счастливых глаз. ЛЮДВИГ - Или ненавидящих? АННА - Нет! Тебе это только казалось. (Не сразу). Ты всегда был для меня всем - и отцом, и ребенком. И мужем. И сердцем моим. Ты! И только ты... ЛЮДВИГ - (после паузы) Ты всегда была жестокая женщина. Скольких людей ты... Через скольких людей ты переступила. АННА - Мне было кого защищать. И я ни в чем не раскаиваюсь. ЛЮДВИГ - (не сразу). Даже в гибели Чернопятова. АННА - (дрогнула). Может, только... Чернопятова? (Не сразу). Он был моя первая любовь. ЛЮДВИГ - (не сразу). А я всегда думал... Что первой любовью для тебя был я? АННА - Нет... Ты был что-то другое... (Тихо). Ты и Валерий. ЛЮДВИГ - (резко). Не надо!.. Мы же договорились с тобой... Мы вылечились... Оба... Уже давно. АННА - (упрямо) Ты! И наш сын! (пауза) Ну, и что - "его не было". Он был! Выл в наших сердцах. В нашей заботе... В каждом из нас... ЛЮДВИГ-Не надо... АННА - Нет, он придет. Он придет позже... (Смеется) Видишь, я уже тоже начинаю заговариваться. Как ты когда-то... ЛЮДВИГ - Как мы вместе. (Смеется). АННА - Вон видишь идет этот лейтенант. Высокий брюнет... Он мог быть таким? Ведь правда? Или еще вчера я видела: в Институт приехали по обмену аспиранты из ГДР. Один... Ну, просто вылитый ты в молодости. ЛЮДВИГ - А ты меня и не видела - в молодости! АННА - (не сразу). Ты прощал мне все! Кто еще на земле так мог меня понять? Даже я сама себя никогда так не понимала. ЛЮДВИГ - (тихо). Нынче, кажется, уже понимаешь... АННА - Кажется... ЛЮДВИГ - Прости меня... Но очень давно. Когда мы с тобой только встретились. АННА - Не надо! ЛЮДВИГ - (настойчиво, но мягко). Надо... Когда я, в общем-то потерянный для мира... для себя человек. Увидел тебя! Я вдруг подумал, но ведь и волчонка можно приручить! АННА - (тихо). Хуже. Волчицу! ЛЮДВИГ - Может быть... И если я смогу это сделать. Если я человек... То и она станет человеком. И тогда вся жизнь уже не бессмысленна. И не только моя! Вообще вся жизнь тогда имеет смысл. И какое-то еще другое значение. Да! Если дикость становится культурой... Если зверь становится человеком... Если глухота слышит мелодию... АННА - Не надо дальше... Я уже старая. Я тоже что-то понимаю. ЛЮДВИГ - (усмехается). И что же ты понимаешь? АННА - Понимаю! ЛЮДВИГ - (настойчиво). Так - что? Что? АННА - (не сразу). Я когда-то проснулась ночью и посмотрела на твое светлое, доброе... Такое детское лицо! И подумала... (Вздохнула). Неужели участь человека - это "жрать жизнь"? Хавать жизнь? Лопать? Хрустеть жизнью? Неужели вся жизнь - это только "большая жрачка? ЛЮДВИГ - (целует ее). Анечка... АННА - Нет! Анна... (Сквозь слезы). Помнишь, когда-то ты сказал: "Анна – это как удар колокола!" Ан-на... Ан-на... Ан-на..." ЛЮДВИГ - (тихо).Ты видишь, он идет к нам? АННА - Кто? Что с тобой! Людик... Людик! Возьми себя в руки! ЛЮДВИГ - Тише... Он идет... Он уже близко... Посмотри, какой он. Прекрасный... Как ты! У него твои глаза... Он строен и светел, как тополь. Господи, это же Он. Ты только посмотри. Это же он... Наш... Сын! (Короткий вскрик старой женщины... Сирена "скорой помощи"... Гулкий, захлебывающийся удар и еще удар сердца... Частый, прерывистый... Потом последний - и тишина. С далекой музыкой, с тихим женским плачем, с почти неслышным отдаленным благовестом. И, почти как насмешка, вдруг всплывшая, давно забытая всеми на свете, раздается "румба" из двадцатых, канувших в Лету, годов...) АВТОР - Анна Павловна долго - своенравная, резкая, потерянная... Она всегда словно прислушивалась, не раздастся ли тот единственный голос, к которому привыкла больше, чем к своему. Ее лицо почти всегда было озабочено, словно она решала что-то очень важное для себя, на что она обязательно должна была дать ответ. Позже, даже, может быть, - в другой жизни. Мы, молодые, считали все это дурью и капризами... Мы, как я сейчас понимаю, не очень нравились ей - перед ее глазами стояли какие-то другие лица, другая жизнь, которая только мелькнула и, поманив, исчезла, "обещая только встречу впереди". Теперь мне кажется, именно она, а не мы, была права. Она так... дорого заплатила, заплатила всей своей жизнью, чтобы разглядеть в кромешном тумане дикого века, в одиночестве судьбы каждого что-то верное и надежное... Что открыл ей ее странный спутник - ее раб, ее муж, ее бог. А ныне их обоих уже много лет как нет на этом свете, светлое лицо их сына, его открытый миру взор, кажется мне, все чаще и чаще всплывает из темноты, из снов... Из самой немоты нашего времени. И даже иногда будто мелькнет в вечерней толпе - то с улыбкой, то с надеждой, то с обещанием, что мы все все-таки выживем. И спасемся. Потому что - не мы первые. И не нам быть последними.
|
На сайте были опубликованы обязательные требования к авторам "Нового Берега".
Сегодня был опубликован 65й номер журнала.
Сегодня был опубликован 64-ый выпуск нашего журнала.
В связи со скорым закрытием Журнального Зала, все дальнейшие публикации журнала будут происходить исключительно на нашем сайте.
Сегодня был опубликован 63-й номер журнала.