Константин Рупасов Стихотворения
***** Я видел проявленья нелюбви и женщин в форме милицейской. Они точны, как эталонный цезий и тикали у времени внутри,
и на руках несли радиосвязь, к груди ее невольно прижимая. А та хрипит, как будто неживая, а может, огрызаясь и грозясь.
Терпение исчерпано на треть. Бежит октябрь, как в Сербию Родзянко, и моросила мелкая морзянка: три точки, три тире…
Кому-нибудь всегда еще больней. А мы с тобой не знали и не знаем, и наше время говорило с нами словами непонятными вполне.
***** А у тебя в окне вьется река ужом, и звенит под дугой первомайский – с искрой – трамвай. А у меня в окне стоит человек с ружьем да шелестит высохшая трава.
А за тобой придут, жалуясь, лепеча, руки ломая, мелкой слезой сочась. А за мной придут новобранцы с лопатами на плечах и понесут молча за медсанчасть.
Вот тебе смерть. Справишься – володей, - скажет река, мудрая, как змея. И побегут облака по траве моей, по твоей воде, но ни тебя не хватятся, ни меня.
Так и пойдем вдвоем по иным степям. Знаешь, скажу, - ничего что как мир старо. Лишь бы меня, лишь бы, скажу, тебя окружало небо со всех четырех сторон.
Холодный март
…А он по дну, под медленным одним, под небом головокруженья с работы, сам не свой, идет по-над каналом обводным, уже по окружной, по Оружейной, по Моховой.
Порастеряв важнецкие бумаг с печатями в дороге вороха и немалые задумав чудеса, он пьян. Он пил. Он выжил из ума от медленного в воздухе порханья снежинок, он и сам
порхает, он охрип, он, тихо бормоча «Уже сама себе вослед глядела зима, печальна и тиха», не в силах. Замолкает. Замолчал. И мимо удивленная летела и не воспетая в стихах
старушка и промолвила: «Москвы- реки несладкий леденец, отвесно летящий снег, и валенки надень». И не скрывая в голосе тоски c лопатой дворник у подъезда: «Сугробов белый хлеб на черный день…»
И хор прохожих: «Гаснущей зимы сомнения, приливы и отливы, пар изо рта, строка из-под пера, и вот недалеко и до земли, и на снегу ворон гиероглифы… сквозь слёзы… и никак не разобрать…»
*****
Л. Знаю имя твое, но не знаю тебя. За нами приходили менты, набивали карманы снами, набивали рты матерщины картошечкой отварною, уходили ни с чем, удивлялись вместе со мною.
Слышу голос твой, но ни слова не понимаю, словно сказанное во сне спросонья припоминаю, или в небе московском, выстроенном на сваях, загудели твои провода на лихих тополиных свадьбах.
И бездомный город всю ночь тебя поджидает под окном и фонарики желтые поджигает, и будильники в клетках спальных и музыкальных ходят туда-сюда, цокают языками.
Так ни пуха вам, тополя, ни пера вам, гнезда вороньи, заходи, если что, участковый ты мой районный. Здесь всегда от души молчания наливали. Постучи в закрытую дверь. Помяни, как звали.
Разговор, подслушанный в метро
И умер, и уснул, и ехали в метро, вагончики на стыках хлопотали, а он открыл глаза и говорил: Но ты меня, пожалуйста, не тронь, я жизнь свою прикручивал болтами, и машинист трубил, как Гавриил.
Я первый лёд, но тоньше и черней, я пассажир внимательный ноябрьский в одежде для зимы. Я видел тайны маленьких червей под листьями, под разноцветной ряской во глубине земли.
Когда-то мы сидели за огнем, и вот, одна звалась Анастасия, Мария или как-нибудь ещё. И тьма происходила за окном, и белая с небес анестезия, и невода с неоновым лещом.
Я был рыбак, я видывал улов, и как на блюде мертвеца вносили, и, пробираясь в траурной плотве бульваров, я встречал чугунных львов и спрашивал: где Николай Василич? И получал неправильный ответ.
И пел звонарь отребью и ворью, от вечности, он пел, не зарекайся, и тот же был у осени прищур… Я сам не знаю, что я говорю. Я мысль о смерти принял как лекарство. Вот чем запить, никак не отыщу.
Ну что ты смотришь? Наливай скорей. Ещё по сто и по домам поедем. Не расплескай, прихватывай ловчей.
Как говорил мне в армии старлей Шевцов: ты здесь, салага, не за этим. Но так и не сказал, зачем…
*****
Вставай из-под земли как заводной, пластмассовый на косточках покойник. Ты будешь наш учитель и полковник, пока они ходили за водой.
Танцуйте в простынях соседи этажом. Нам тоже ваша музыка играла, но жизнь проста, как хлорка из-под крана, и мир лежал, зарезанный ножом.
Мы так мертвы, как дай вам бог другим, и бог у нас давно не на посылках. На выселках, в заснеженных поселках, скучает, пишет письма от руки.
Звони, пиши по старым адресам, Тем не судьба, и кто его, трезва ли? Зачем ты есть, когда тебя не звали? Уже большой. Давай-ка дальше сам.
|
На сайте были опубликованы обязательные требования к авторам "Нового Берега".
Сегодня был опубликован 65й номер журнала.
Сегодня был опубликован 64-ый выпуск нашего журнала.
В связи со скорым закрытием Журнального Зала, все дальнейшие публикации журнала будут происходить исключительно на нашем сайте.
Сегодня был опубликован 63-й номер журнала.